Maxima Library

Охота на Людоеда Питерского, совершающего одно злодеяние за другим, продолжается. Его тщетно ловят сотрудники милиции и агентства «Эгида плюс», секретной службы по неконституционному искоренению особо одиозных преступных авторитетов. К поискам охотника за людьми подключился знаменитый киллер по кличке Скунс. На его пути встречаются персонажи, совершающие не менее тяжкие преступления, чем Людоед Питерский, но не числящиеся каннибалами. Найдет ли Скунс Людоеда, или сам станет его очередной жертвой?

Это — первая вещь, на публикацию которой я согласился. Мне повезло в том, что в альманахе «Метрополь» я оказался среди звёзд русской словесности, но не повезло в том, что мой несанкционированный дебют в Америке в 1979-м исключал публикацию в России.

Я стоял на коленях возле наполняющейся ванной. Радуга лезвия, ржавая слеза хронической протечки на изломе «колена» под расколотой раковиной… я всё это видел, я мог ещё объявить о помиловании. Я мог писать. Я был жив!

Это — 1980-й. Потом — 1985-1986-й. Лес. Костёр. Мох словно засасывает бумажную кипу. Я жгу свой текст, который записывал за 5 лет. Вновь приговор себе.

Я — на мосту. Внизу — Нева. Вода готова увлечь моё тело за мятущиеся торосы. Но вновь — помилование. Я напишу!

После этого — экология: проблема выживания человечества. Это глобально. Локально — ленинградская дамба и прочие преступления. Итог — травля, избиения, травмы, возбуждение уголовного дела.

5 июня 1989-го я был осуждён на 2 года лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора на 1 год…

Мои герои — я. Я — мои герои. Галя и Миша. Мы не расставались почти 15 лет. Я мог бы написать о том, что произошло сегодня с вами, но я не сделал этого, потому что вы теперь — не те. Жизнь искалечила вас. Мне больно смотреть на ваши лица. Было бы легче, если бы не помнил ваши голоса и взгляды, мысли и мечты. Вас — нет.

Впрочем, есть иные, заменившие вас на рубеже 16-летних, те же Дафнисы и Хлои, Ромео и Джульетты. Они — в латаных джинсах с полувыбритыми головами, с «феньками» и босиком тусуются на Невском и по всем главным улицам, по всей стране. В них — те же чувства, то же влечение, та же любовь. Они — из таких же разваленных семей, где отца, как правило, нет, мать же, претендуя на функции мужчины, превращается в монстра…

Бремя этих подростков — рокопатия и токсикомания. Они также нуждаются в помощи.

И я могу это сделать. Должен. Я могу написать.

У меня ведь тоже растут дети.

© 1979 by Metropol

Имя молодого ленинградского прозаика Петра Кожевникова долгое время находилось в издательской тени. Его проза считалась непроходимой из-за пристального взгляда, беспощадности пера, иронии, сарказма. За внешним, часто неприглядным и страшным, скрывается сочувственный, гуманный взгляд на человека, попадающего в трудные, безвыходные жизненные коллизии.