«БТР вздрогнул. Колька Константинов молча смотрел на дырку в борту бронетранспортера и тихо мочился в штаны. Водителю посекло осколками стриженый затылок, и черная кровь с трудом ползла по волосам за пыльный воротник…»
«Кишлак назывался Яхчаль. Этот кишлак не просто сожгли, а сожгли к чертовой матери, потому что не сжечь его было невозможно.
В первый раз его сожгли душманы. Отряд никого не карал и никого не вербовал, ему просто нужны были продукты. Кишлачный люд плакал, отражая слезами розовое пламя…»
«Первый снаряд из-за Витькиного волнения улетел далеко вперед. Шуваев не нашел на горизонте букета вырванной в воздух земли. Шуваев скрипнул зубами от чувства промаха. Витя стал заново пересчитывать всю свою командирскую работу, слыша над головой завывание чужих мин…»
«Каппелевцы перестали идти красиво и рассыпались в цепь. Анка застрочила из пулемета (в роли Анки – актриса Вера Мясникова). Пулемет грохотал, каппелевцы залегли…»
«На двадцать четвертом месяце солдатской службы Колька Константинов твердо постановил себе, что если через три недели не уедет в Союз, то умрет с голоду, но гречку есть больше не станет…»
«Шестнадцать обшарпанных машин шуршали по шоссе на юг. Машины были зеленые, а дорога – серая и бетонная…»
«За стенами солдатского клуба на пыльной голой земле сидел сдуревший от жары июль. По палаткам безмолвно бродила дизентерия, хватая бойцов за истончившиеся кишки и высасывая из них кровь. Мухи радостно пели и путались в ее грязных волосах. Хилый саженец-госпиталь только-только начал пускать побеги инфекционных отделений…»
«Ротой теперь командовал высокий узколицый лейтенант Касьянов с длинным тонким шрамом на щеке. Лейтенант покраснел за чужой позор и погладил пальцем побелевший от стыда шрам. Касьянов знал про то, что шрам белеет на фоне покрасневших щек и усиливает эффект стыда. Проводник-афганец почувствовал недоброе и занервничал…»
«Один лейтенант, свесив ноги в люк, сидел на броне бэтээра. Бэтээр ехал по пыльной дороге и наехал на мину. Мина оторвала от бэтээра колесо «с мясом», подкинула высоко в лысое небо лейтенанта и там, в лысом и горячем небе, достала его небольшим пластмассовым осколочком…»
«Мальчиком я любил войну. Я любил войну до слез. Я любил играть в войну настолько, что вытаскивал из кладовки вылинявший флаг. Флаг с серпом-молотом и звездочкой, прибитый к крашеной планке…»
В повести Сергея Тютюника «Кармен и Бенкендорф» — Кармен не испанская цыганка, а кавказская немка, в ранней молодости убившая собственного мужа, прошедшая советские тюрьмы, пытавшаяся донести свой опыт до публики (ее проза была остановлена цензурой), а ныне торгующая своим телом. Бенкендорф не граф Александр Христофорович, а бывший главный цензор СССР, в новые времена курирующий «информацию» в одной из «горячих точек».
Произведение входит в авторский сборник «Рикошет»
«Капитан Шуваев украл книгу. Не мог не украсть…»
«На столах успели раскалиться от жары консервные банки со сливочным маслом. Черные мухи, сдурев от восторга, пикировали в его янтарный сок и умирали в золотой глубине…»
«Юный лейтенант Вася Самсонов имел расклешенный и приплюснутый нос, кудрявую черноволосую голову на гибком, как шланг, теле, нежные девичьи щеки, которые он брил раз в два дня, и веру в то, что, по большому счету, все люди – братья. Вера его происходила от размеренной, лишенной драматизма жизни за забором военного училища, где читали Куприна и Пикуля, говорили об офицерской чести и изучали тыловое хозяйство полка…»
«Витька был злой на весь свет. Во-первых, жена ему дико изменяла, и об этом говорилось уже в третьем письме, которое он получил от матери. Во-вторых, Наташка, посудомойщица из столовки отказалась крутить с ним любовь даже после его обещания жениться на ней. В-третьих, вчера у него сломался кондиционер, и теперь что «за бортом», что в комнате было плюс 45 по Цельсию…»
Двухтысячное войско подполковника Балакина окружило отряд чеченского боевика Шамиля Караева. Шамиль со своим отрядом затаился в центре окруженного поселка и никак не реагировал на предложение федералов сдаться. После мощного артиллерийского обстрела, когда весь поселок уже лежал в руинах, брать полевого командира взялся сам Балакин. С группой пехотинцев, под прикрытием брони, офицер приблизился к дому, где все еще огрызался огнем Шамиль. Чтобы ненароком не нарваться на пулеметную очередь, Балакин взял с собой в качестве живого щита странного молодого человека, сдавшегося федералам перед самым артиллерийским обстрелом…
«На шестнадцатилетнюю дочь полковника Иллариона Чихории наваливается любовь. С первого сентября в ее классе появляется «новенький». Это высокий смуглый юноша с сильным телом. Он жил в Южной Осетии, успел повоевать с грузинами за независимость своего края, но обрел лишь судьбу беженца и независимый, гордый взгляд на сверстников…»
«Увязнув длинными ногами в своей куцей полуденной тени, пастух стоял на обочине и держал руку шлагбаумом. Шестнадцать обшарпанных машин, шедших на юг, остановились. Колонна захлопала высокими дверцами «КамАЗов» и зарычала выхлопными трубами…»
«На сигарету Говарду упала с носа капля мутного пота. Он посмотрел на солнце. Солнце было хорошее, висело над головой, в объектив не заглядывало. Полдень. Говард не любил пользоваться светофильтрами, но при таком солнце, как в Афганистане, без них – никуда…»
«Пальба длилась добрых полчаса. Потом по одному, нестройно, стрелять перестали. Оглохшие от грохота, вслушивались в наступившую тишину. Не поднимая голов, высматривали в каменистой долине признаки жизни…»