"О чём ты думаешь, когда падают листья?..
Отчего... отчего так кружится голова? Я ещё мал, я ещё очень мал... отчего так кружится голова? Меня оплетают, оплетают цветастые ленты круговорота, и в его пространстве, в этом призрачном коконе, обнимающем чувства и плоть, прямо напротив меня, близко-близко... кажется, близко-близко её – но ведь я ещё очень мал – её разинутый рот. Он смеётся, и я словно наг перед этой разорванной смехом мякотью губ и словно льну, льну к этой раздвоенной мякоти губ. И в это наше пространство – моих глаз, её рта – обильно льётся лазурь... и обдаёт, обдаёт мою наготу нежностью и напитывает, напитывает нежностью нежность во мне, какую-то новую, непонятную нежность во мне...
– Юля! – голос Юлиной тёти нарушает кружение... обращает радужный призрак в смазанные витражи осени... разжимает Юлины пальцы и роняет нас потерявшихся (как осень – растерявшиеся листья) на остывшие листья, стеклянные листья.
– Юля!
Мы очнулись и поднимаемся на шатких ногах, и шарахаемся – случайно друг к другу – на шатких ногах. Что-то коснулось меня – но ведь я ещё очень мал – что-то неосязаемое, но волнующее плоть коснулось меня... Я знаю запах травы и пруда, и яблочный запах веранды, и жужжащий запах помойки в овраге. Они трогают нервы и отпускают, и забываются, чтобы однажды припомниться. Что-то коснулось меня и отозвалось во мне – но ведь я ещё очень мал – отозвалось во мне невыносимостью терпеть что-то в себе...
– Пока! – говорит она, смеётся она... и уходит. И уходит то, что коснулось меня. И во мне остаётся то, что коснулось меня. Это то – но ведь я ещё очень мал – это то, как она... как пахнет она... как пахнет она нагая..."