У Пруста часто находят глубины там, где их нет: в теории Времени, Памяти, художественного творчества. Между тем, его истинная оригинальность — в воспроизведении внешних обстоятельств существования. Поэт конкретности, не чуждый также и комизма, он остается «визионером реальности», чье творчество не умещается в узких рамках чисто философской, школярски-засушенной интерпретации. В настоящем исследовании, являющемся попыткой «прочтения» всего романного цикла о поисках и обретении УТРАЧЕННОГО ВРЕМЕНИ, Жан-Франсуа Ревель выявляет особый род восприятия жизни, свойственный Прусту, как, впрочем, и большинству действительно великих писателей.