Maxima Library

Есть все основания говорить, что нынешние массовые рецидивы крепостнического, аморального славянофильства, вся эта антизападная истерия являются свидетельством какого-то нового сдвига в общественном сознании. Все эти модные разговоры об особой русской миссии, об особом проектном сознании идут не столько от любви к России, сколько от незнания, что делать, как вести себя. Отсюда и соблазн сказать, что мы живем не хуже, а по-своему.

За «концепцией» стоит какой-то странный патриотизм, какая-то странная любовь к своей Отчизне, причудливо сочетающаяся с кровожадной небрежностью к соотечественникам. В рамках этого мировоззрения причудливым образом соединяется и функциональная трактовка террора как средства строительства новой жизни, и идея особой русской, противоположной Западу цивилизации, и, наконец, все это скрепляется марксистской трактовкой истории как необратимого движения к коммунизму. Мы имеем здесь дело со смесью взаимоисключающих идей. Речь идет об изначальной несовместимости марксистского интернационализма с верой в особую, российскую цивилизацию.

Конечно, проще и легче сказать себе, что мы особая цивилизация, что наш социализм был «уникальным», «нетривиальным» обществом, чем набраться мужества и увидеть страшную правду нашего ХХ века, увидеть пустоту и ложность идеалов, во имя которых наши вожди так щедро сорили людьми. Но у нас нет иного выхода. Или мы наконец-то оторвемся от своей «красной» пуповины, или мы навсегда останемся в нашем идейном балагане, где и генерал Деникин — герой, и чекист Яков Блюмкин, личный враг Сталина, — герой, и где сам Сталин, отдавший приказ расстрелять без суда и следствия того же Блюмкина, — тоже герой.

Надо наконец осознать, что нация, которая не сумела договориться о базовых ценностях, которая игнорирует мораль и моральные оценки своей истории, вряд ли имеет будущее.

Ципко Александр Сергеевич принял активное участие в разработке идеологии перестройки.
Автор книги попытался ввести анализ идейных истоков перестройки в контекст нынешних споров о существовании особой русской общинной цивилизации. В отличие от нынешних неославянофилов, он связывает русский культурный код не с уравнительными настроениями беднейшего крестьянства или с революционными страстями Степана Разина, а с основополагающими гуманистическими ценностями великой русской культуры XIX века и русской религиозной философии начала XX века.
При оценке исторического значения демонтажа политических основ советской системы, совершенного Горбачевым во время перестройки, автор книги исходил из того, что все те, кто прославил русскую общественную мысль, кого принято называть русскими гениями, восприняли ленинский Октябрь как национальную катастрофу, а большевистский эксперимент – как насилие над русской душой.

Риторический вопрос, вынесенный А. Ципко в название книги, это извечный русский вопрос. Его задают себе патриоты, которым жалко Россию после очередной «русской катастрофы». Почему русские сами, своими руками, уничтожили свою святую православную Русь, пролив реки собственной крови? – Этот вопрос задавали себе И. Бунин, М. Горький и др. в годы Гражданской войны. Почему русские с поразительной жестокостью издевались над русскими жертвами Гулага? – Этот вопрос задает себе А. Солженицын в труде «Архипелаг ГУЛАГ».
«Русская весна-2014» придает новое звучание этим извечным русским вопросам. Если бы только не осознание, что тысячи «добровольцев» и бывших шахтеров и трактористов Донбасса погибли во имя невозможного – во имя мечты о возрождении Новоросии…
Есть ли вообще смысл «в российском великодержании», которое никогда не давало никаких благ русскому человеку, кроме «бедности и жизни в осажденной крепости»? – Эти и другие трудные вопросы автор задавал себе в этой книге. Но нашел ли он ответы – судить только читателям…

В своих последних статьях, собранных в этой книге, автор пытается понять, почему посткрымская Россия не хочет знать главную правду о большевизме, правду о том, что «возникновение на Западе фашизма стало возможно только благодаря русскому коммунизму, которого не было бы без Ленина» (Николай Бердяев). С точки зрения автора, главной причиной нашего русского нежелания расстаться с соблазнами и иллюзиями коммунизма, нежелания «жить не по лжи» (Александр Солженицын) является апатия души и мысли, рожденная испытаниями страшного русского ХХ века, жизнью на вечном надрыве, «затянув пояса», жизни, требующей бесконечных, часто бессмысленных жертв.