Игор КАШУ У истоков советизации Бессарабии Выявление „классового врага", конфискация имущества и трудовая мобилизация, 1940-1941 гг.
В данном сборнике мы сосредоточились на трех центральных темах. Первая касается выявления врага советскими властями в первый год советской оккупации Бессарабии, 1940-1941, вторая — конфискаций имущества и третья — трудовых мобилизаций. Изначально нами планировалось, что данный сборник будет содержать документы, непосредственно относящиеся к политическим репрессиям в первый год советской оккупации Бессарабии. Однако, во время работы над изданием мы решили ограничиться сюжетами, которые предшествовали собственно политическим репрессиям (выявление врага), представляли одну из форм репрессий или предвещали применение наказаний против «классово-враждебных элементов» (конфискация собственности); а также выступали разновидностью массовых депортаций, хотя и не являлись на первый взгляд таковыми (трудовые мобилизации). Эти три тематических блока, взятые вместе, предоставляют нам дополнительную перспективу того, что уже известно о политических репрессиях, и в то же время дают возможность расширить понятие политические репрессии при коммунизме, в данном случае при режиме, существовавшем в Молдавской ССР.
Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей / Составители Марк Юнге, Линн Виола, Джеффри Россман. - М.: Пробел-2000, 2017. - 680 с. - ISBN 978-5-98604-597-9.
Ключевые вопросы в настоящей книге связаны с изучением «чистки чистильщиков» - феномена, возникшего в зените сталинской власти: каковы были мотивы руководства СССР в проведении арестов и судебных процессов по делам сотрудников НКВД? Каковы были критерии в выборе сотрудников НКВД для увольнения и ареста? Была ли эта чистка поиском «козлов отпущения», позволившим руководству переложить вину за массовые репрессии на кадры низшего уровня? Или она была результатом конфликта между клиентелами в НКВД или других структурах? Мы также стремились изучить механизм судебных процессов и их политический смысл, понять ту настойчивость, с которой руководство настаивало на использовании дискурса «нарушения социалистической законности». Возможно, еще более важно то, что мы старались понять собственные мотивы сотрудников НКВД: действительно ли они верили в то, что творили, или были карьеристами и функционерами, исполнявшими приказы из страха или бюрократической рутины? Были ли они садистами, уголовниками или «обычными людьми» (в том значении, в котором Кристофер Браунинг использует этот термин для обозначения perpetrators в изучении Холокоста)? Наконец, мы стремились предложить богатые деталями микроисторические описания и новые эмпирические данные для обогащения нашего понимания Большого террора, взглянув на них из комнат допросов и расстрельных камер НКВД.