Maxima Library

Один из писателей «Потерянного поколения», взрослевших в бурные двадцатые, Ф. Скотт Фицджеральд (1896–1940) в своих произведениях был выразителем «Эпохи джаза» – периода отказа от традиционных ценностей, эпохи сухого закона, нелегальных питейных заведений, а также резких перемен в искусстве. Первый роман Фицджеральда, «По эту сторону рая», имел финансовый успех, но более поздние произведения, в том числе его шедевр «Великий Гетсби», особым спросом не пользовались. Стесненный в средствах, он начал писать коммерчески выгодные рассказы и сценарии для Голливуда, при этом беспробудное пьянство подорвало его здоровье и привело к безвременной смерти. Переиздание «Великого Гетсби» в 1945 году (в издательстве «Нью дирекшнз») стало причиной нового всплеска интереса со стороны многочисленных читателей, и в настоящее время Фицджеральд считается одним из величайших американских писателей двадцатого столетия. В настоящее издание вошли тексты, так или иначе связанные с темой алкоголя, сборник был составлен издательством «Нью дирекшнз» из журнальных публикаций и собственных архивов в 2011 году. Редакторские поясняющие вставки в квадратных скобках принадлежат составителям, примечания переводчика вынесены в конец книги.

“Я вспоминаю, как впервые услышал о радио. Это были иронические газетные заметки о настоящем радиоурагане, грозящем опустошить Америку. Тем не менее создавалось впечатление, что речь идет не только о модном, но действительно современном деле.

Это впечатление затем рассеялось очень скоро, когда мы услышали радио и у себя. Сперва, разумеется, удивлялись, как доходят эти звуковые передачи, но потом это удивление сменилось другим удивлением: что за передачи приходят из воздушных сфер. То был колоссальный триумф техники: венский вальс и кулинарные рецепты отныне наконец доступны всему миру.”

«Если кинематограф перестанет паразитировать на литературе, как ему обучиться прямохождению? В данный момент мы можем строить гипотезы только по смутным намекам. Например, на днях показывали Доктора Калигари, и вдруг в углу экрана возникла тень, похожая на головастика. Она разбухла до исполинской величины, дрогнула, вздулась и исчезла, утонула в небытии. На миг почудилось, что она олицетворяла какую-то чудовищную, больную фантазию в мозгу безумца. На миг почудилось, будто контуром можно выразить мысль эффективнее, чем словами. Казалось, этот чудовищный, дрожащий головастик был сам испуг, а не утверждение Я испугана».

MINIMA – это коллекция книг карманного формата, в которую вошли эссе, очерки, интервью, манифесты, биографические портреты, словом различные «малые» нон-фикшн жанры, современных и классических авторов. Каждый выпуск серии представляет собой короткий авторский взгляд на ту или иную проблему или предмет из сферы современной культуры.

В данное издание вошли статьи и заметки Ласло Мохой-Надя под общим заглавием TELEHOR.

“Творчество этого мастера есть the greatest contribution of the American people to art – величайший вклад американцев в мировую культуру. Десятки и десятки газетных вырезок, варьирующих это положение на разный лад, сыплются на удивленного мастера.

Все они из разных высказываний, в разной обстановке, разным газетам, через разных журналистов. И все принадлежат одному и тому человеку. Русскому кинематографисту, только что высадившемуся на североамериканский материк. Впрочем, подобные вести опережали его еще из Англии. Там он впервые и в первый же день вступления на британскую почву жадно бросился смотреть произведения того, кого он так горячо расхваливает во всех интервью. Так, задолго до личной встречи, устанавливаются дружественные отношения между хвалимым и хвалящим. Между русским и американцем. Короче – между Диснеем и мною”.

“Английские слова политес (politesse) и этикет (etiquette) пришли к нам из французского, не претерпев никаких изменений. Жан-Поль Сартр использует эти понятия в эссе о жизни и творчестве Стефана Малларме, описывая бунт поэта против мира: Он не взрывает мир: он помещает его в скобки. Он выбирает террор политеса; с вещами, с людьми, с самим собой, он всегда выдерживает это едва заметное расстояние. Заключить объект в скобки. Оставить, как запоздалую мысль. Децентрировать. Для художника, владеющего очаровательной и разрушительной иронией, нарочитая вежливость, сдержанность изобличают насилие столь полно и столь очевидно, что сама идея насилия вызывает лишь спокойствие и невозмутимость. Это такой терроризм в виде социального дзюдо”.

“Да, но и другие сидят и работают, и ими создается индустрия высокой марки, и опять обидно, что на лучших океанских пароходах, аэро и проч. будут и есть опять эти фокстроты, и пудры, и бесконечные биде.

Культ женщины как вещи. Культ женщины как червивого сыра и устриц, – он доходит до того, что в моде сейчас некрасивые женщины, женщины под тухлый сыр, с худыми и длинными бедрами, безгрудые и беззубые, и с безобразно длинными руками, покрытые красными пятнами, женщины под Пикассо, женщины под негров, женщины под больничных, женщины под отбросы города”.

Место, которое каждая эпоха занимает в историческом процессе, можно определить гораздо точнее, если проанализировать не ее суждения о самой себе, но неприметные явления на ее поверхности. Как выражение тенденций времени первые не могут служить достоверным свидетельством общего уклада эпохи. Вторые же по причине своей неосознанности дают непосредственный доступ к сути происходящего. Понимание какого-либо исторического периода неразрывно связано с толкованием таких поверхностных явлений. Суть эпохи и ее оставшиеся незамеченными черты взаимно проясняют друг друга.

“Не все люди склонны к прокрастинации, и не каждому прокрастинатору способна помочь стратегия упорядоченной прокрастинации, поскольку иногда это свойство является проявлением проблем посерьезнее, а для их решения нужен более глубокий подход, нежели поверхностное философствование. Тем не менее, если судить по моему почтовому ящику, на этих страницах многие смогут разглядеть себя и в результате если не решить свою проблему полностью, то хотя бы испытать облегчение. Нелишним бонусом будет и целый ряд симпатичных понятий, которые можно применить к себе, таких как акразия, горизонтальная организация, приоритетность заданий, синдром незакрытых скобок”.

Я пытался найти неформальный стиль, который хорошо отражал бы мою натуру в том виде, в каком я ее себе на тот момент представлял. (Как известно, одежда – это не про то, кем мы являемся, а про то, кем мы хотели бы быть.) В процессе я уяснил для себя меланхоличную истину, которая неизбежно открывается всем мужчинам при попытке освоить новый офисный casual: одеваясь неформально, мужчина обязан принимать моду значительно более всерьез, нежели когда в офисе принят строгий дресс-код. Новый неформальный стиль, как и старый неформальный стиль, призван сообщать идею легкости и комфорта. Однако же, в отличие от старого, новый неформальный стиль – это про статус.

От автора.

«Добро пожаловать в овеществленное прошлое виртуального будущего! В этой книжке помещены два эссе, написанные в 1990-е годы, когда Сеть только-только превратилась в существенный элемент повседневной жизни. Сегодня для нас, граждан постиндустриального общества, настолько естественно обмениваться информацией по компьютерной сети с людьми в любой точке мира, что мы об этом даже не думаем. Для двадцатилетних студентов Университета Вестминстера, где я преподаю, Сеть – нечто такое, что было всегда. Это поколение не представляет, как родители вообще ухитрялись общаться и работать, делать покупки и заниматься политикой без компьютеров, ноутбуков, планшетов и смартфонов».

«Мне кажется, я догадываюсь, что хотят сказать нам этим разнобоем старинные куранты, наша добрая старая тетушка. Будучи венским символом, они чувствуют внутреннюю необходимость стать венским симптомом. И показывают нам не время наступившего часа, а время вообще, время как таковое. Они являют собой воплощение разлада, демонстрируя уведомление и его ошибочность, указ и его неисполнимость, весть и ее опровержение. Они как бы говорят нам: «У нас в Вене не стоит ничего принимать слишком всерьез. Вот увидите – все еще обернется совсем иначе…»»

«Культурная индустрия может похвастаться тем, что ей удалось без проволочек осуществить никогда прежде толком не издававшийся перевод искусства в сферу потребления, более того, возвести это потребление в ранг закономерности, освободить развлечение от сопровождавшего его навязчивого флера наивности и улучшить рецептуру производимой продукции. Чем более всеохватывающей становилась эта индустрия, чем жестче она принуждала любого отдельно стоящего или вступить в экономическую игру, или признать свою окончательную несостоятельность, тем более утонченными и возвышенными становились ее приемы, пока у нее не вышло скрестить между собой Бетховена с Казино де Пари. Культурная индустрия убивает двух зайцев одним ударом: то истинное искусство, что она уничтожает вокруг себя, она с легкостью воспроизводит в рамках собственной системы как искусство ложное…»

В остроумно названном эссе «Девочка с пальчик» («Petite Poucette», 2012) философ бросает взгляд на поколение своих внуков – сегодняшних студентов, способных, ловко управляясь со смартфонами одним большим пальцем руки, беспрепятственно перемещаться если не в физических, то, во всяком случае, в ментальных времени и пространстве. Помимо метких наблюдений над столь необычными существами эта небольшая книга содержит непринужденный конспект основных направлений, избиравшихся мыслью Серра за минувшие полвека.